В 1957 году Михаил Хергиани (в двойке с Иосифом Кахиани) совершил перв
В 1957 году Михаил Хергиани (в двойке с Иосифом Кахиани) совершил первое восхождение на вершину Донгуз-Орун (полное название: Донгузорун-Чегет-Карабаши) по северной стене. Эту гору отлично знают все, кто бывал на Эльбрусе. Она возвышается над ближайшими вершинами, а на ее северной стене, обращенной к Эльбрусу, расположен ледник характерной формы в виде семерки.
Восхождение по северной стене Донгуз-Орун всегда считалось чем-то невозможным - из-за огромных нависающих ледников, их частых обрушений и постоянных камнепадов, от которых на стене практически негде было спрятаться.
Отрывок из книги А. Кузнецова "Внизу Сванетия":
"Тут через перевал приходит отец. На меня не смотрит, не поцеловал, не поздоровался:
- Где начальник
- Отец, что случилось - я ничего не понимаю.
- Не умеешь ходить умно, - отвечает, - пойдешь домой. Я тебе работу найду.
Пошли вместе к начальнику. Тот говорит отцу, все в порядке, Миша ведет себя хорошо. Маршрут утвержден комиссией. Сложный, правда, опасный, но такое уж наше дело. А отец:
- Как так! Я получил письмо, твой сын дурак, выбирает самые опасные стены, лезет куда не надо.
- Отец, - говорю, - пойдем посмотрим стену вместе. Если скажешь - нельзя ее пройти, - я не пойду. Подошли под стену, сели, смотрим. Я дал ему бинокль, объясняю, как думаем идти. Отец смотрел, думал, долго молчал. А потом говорит:
- Вижу, хочется тебе ее сделать. Красивая стена. Иди. Только я не могу под ней сидеть и смотреть на вас, я уйду домой. Как спуститесь, дашь телеграмму. И ушел обратно через перевал.
Тут началось... Иосифа пугают: ты старше, разумнее, Миша горяч. Подумай. Откажись, это не позор для альпиниста. Опасная стена, на тот свет лезете. Иосиф как кремень, ты знаешь его: сказал - все. Поехал нас провожать весь лагерь, под стеной собралось все Баксанское ущелье. Николай Афанасьевич Гусак (заслуженный мастер спорта, он был тогда директором базы Академии наук в Терсколе) грозился потом предъявить счет альплагерю "Шхельда": три дня академики не работали, сидели под стеной, вместе с ним же, кстати, с Гусаком. Виталий Михайлович Абалаков установил трубу, чтоб посмотреть на "работу" своего ученика. Перед самым выходом он сказал: "Миша, посмотри на стену еще раз. Подумай". Но мы с Иосифом были готовы и ночью вышли. Шли в быстром темпе. "Скальный треугольник", "Крест" и "Семерку" прошли бегом. Как начало "бомбить", сразу остановились под нависающей скалой, заранее ее приметили. Выложили из камней площадку, но влезть в мешки боялись. Только в десятом часу легли, легли валетом, чтоб сразу две головы не разбило. В 12 часов камень пробил палатку, но нас не задел.
На второй день в темноте выходить было нельзя: шли трудные скалы. Начали работать на рассвете. Потом крутой лед. Рубить ступени нет времени, весь лед прошли на передних зубьях кошек. Опять скалы. Вечером подошли под ледовую шапку. Навес, местами потолок. Лесенок тогда еще почти не применяли, в 1956 году мы пользовались ими на Тютю-баши впервые. Ох как пригодились нам на Донгузе лесенки!
Ночевка под ледовой шапкой, конечно, сидячая. Иосиф, поставив себе на колени примус, растапливал снег. Я смотрел на лед и прикидывал, как завтра отсюда можно выбраться. В это время рухнула глыба льда. Иосиф закричал, Я испугался:
- Иосиф, что с тобой!
- Кружка улетела, вся вода пропала.
На самом деле его здорово ударило осколком по плечу, все черное стало. Потом уже видел, внизу.
На третий день мы забили в скалы на всякий случай все скальные крючья, и я начал подниматься на ледовый навес. Забиваю первый ледовый крюк - лед откалывается, забиваю второй - откалывается, не держит. Ну, думаю, плохо дело, не выбраться. Но никуда не денешься... Навесил на плохо держащиеся ледовые крючья лесенки, начал подъем. Иосиф отвернулся. Держит страховочную веревку, а сам глядит в другую сторону, не хочет видеть, как я буду падать. И так четыре часа. Дальше дело пошло легче, крючья стали держаться во льду, и мы выбрались на край ледовой шапки. Выходим, а там трещина: лед, по которому мы поднимались, отошел, и вся эта глыба еле висит. Трещина такая, что не перепрыгнешь. Глыба висит, а мы стоим на ней и думаем. Нашел ледовый мостик, прорубил ледорубом проход, пролез на шапку. Вытащил Иосифа, и здесь мы вздохнули. Через несколько часов эта глыба льда в миллион тонн весом рухнула вниз. Обвалился весь откол.
Выходим наверх, видим внизу салют. Собрались люди, автобусы стоят, ребята стреляют из ружей, из ракетниц. Уже темнело, в Терсколе зажгли прожекторы, светят на нас. В это время отцу послали телеграмму,
После нас этот маршрут прошла всего одна группа, группа Кустовского. Виталий Михайлович Абалаков после нашего восхождения пригласил меня в свою команду. А отец сказал: "Теперь ты сам решай, на какие стены тебе ходить. Я не буду больше никому верить, кроме тебя", - закончил Миша свой рассказ..."